Гнев пустынной кобры - Алексей Иольевич Витаков
- Автор: Алексей Иольевич Витаков
- Дата добавления: 22 октябрь 2024
- Страниц: 71
- Просмотры: 2 Поделиться книгой:
Возрастные ограничения: Внимание (18+) книга может содержать контент только для совершеннолетних
Книга - «Гнев пустынной кобры - Алексей Иольевич Витаков». Краткое описание:
Январь 1916 года. Первая мировая война в разгаре, и неудивительно, что близ Трабзона, на северо-востоке Турции, «жарко», хотя зима выдалась холодной.Местное греческое население, истребляемое турками, восстало. Партизаны, прячущиеся в горах, с нетерпением ждут прихода русской армии, наступающей с Кавказа. Меж тем подполковник турецкой армии Карадюмак Шахин с изобретательностью истинного маньяка продолжает то, чем занимался с начала войны. Грабежам, убийствам и насилию нет конца, так что кое-кто из подчинённых Шахина уже не хочет подчиняться приказам, нет моральных сил. Однако остановить этот ужас может лишь тот, в ком проснулся истинный гнев – гнев Чёрной кобры, змеи миролюбивой, но страшной, если её разозлить.
Алексей Витаков
Гнев пустынной кобры
© Витаков А.И., 2020
© ООО «Издательство «Вече», 2020
© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2020
Сайт издательства www.veche.ru
* * *
Солнце еще медленно садилось за горный хребет, обдавая заснеженные вершины и густо поросшие лесом склоны прощальным золотым светом, а со стороны моря уже неумолимо нарастали темно-синие сумерки. Завтра все будет наоборот – свет придет с востока, а на запад пролягут тени. Зенон наблюдал это уже на протяжении семидесяти двух лет. Он прикрыл ставни, чтобы не поддувало в поясницу, и присел у жаровни. На плоском медном тазу красиво переливались угли. Старик подбросил несколько сухих веточек и протянул зябнущие пальцы к теплу жаровни.
– Совсем кровь перестала греть! – обронил он вслух и посмотрел на стену, из-за которой послышались легкие шаги и шорох.
Василики стелила кровать… Как это прекрасно, когда женские руки готовят супружеское ложе. И нет лучшего отдыха на земле, чем этот…
Вот-вот должен вернуться Панделис, сын Зенона. Сын, как обычно, обнимет отца и быстрым шагом пройдет в спальню. Панделис и Василики какое-то время будут шептаться, перебиваясь на поцелуи, а потом позовут отца ужинать.
За скрипучую дверь гостиной длинными незримыми волосами зацепился северо-восточный ветер. И никак не мог высвободиться, пока Зенон не встал со своего места и не захлопнул ее… Кыш отсюда. Нам тепло самим нужно…
– Отец, ты зачем перед носом дверью хлопаешь? – раздался веселый голос Панделиса.
– Осень на дворе! – ответил старик и ласково поглядел в сторону вышедшей из спальни Василики. – Пинается? – глянул на круглый живот невестки. – Этот так лупил пятками, что бедная Ефимия не знала, куда бежать. Царство ей небесное.
– Я быстро! – Панделис пошел в хлев, ведя на веревке беспокойную козу.
– Давай-давай, – по-доброму буркнул старик, – вымя хорошенько обмой перед дойкой. Не ты один отведывать будешь.
Про вымя Зенон напоминал сыну каждый день, с тех пор как Василики стало трудно обращаться со скотом. И Панделис даже не думал раздражаться. Ведь впереди всех их ждал самый главный подарок от Бога.
За ужином Василики, оглаживая живот, мечтательно смотрела увлажненными глазами на горизонт. Зенон неторопливо ел чечевичную похлебку, что-то бубня под нос про исчезнувшие зубы, а Панделис ломал натруженными за день руками хлеб и запивал молоком.
– Жена и муж – это как глаза и руки, – начал свою излюбленную речь Зенон.
– Знаю, знаю, – шутливо продолжил Панделис, – когда руке больно, то глаза плачут, когда глаза плачут, руки вытирают слезы.
– Не перебивай, – спокойно возразила мужу Василики, – пусть говорит еще и еще. Мне спокойно, когда говорит отец.
Панделис виновато потупился. Продолжая отламывать куски белого хлеба, он несколько минут ел молча, а потом не выдержал:
– Знаешь, Василики, скажу глупость, наверно. Но я бы с радостью достал с неба для тебя любую звезду.
– Кто по-настоящему хочет влезть наверх, обязательно раздобудет лестницу. – Старик подмигнул невестке.
Они дружно рассмеялись да так, что внутри Василики ребенок замолотил пятками. Она охнула, прикрывая правой рукой живот.
– Эй, вы потише. Разбудили тут нас. Пойду прилягу.
Когда Василики укрылась в спальне, Панделис тихо спросил отца:
– Есть вести от Василеоса?
– Есть, – кивнул старик. – Через месяц или около того здесь будут жандармы. Они снова будут набирать мужчин в амеле-тамбуру. Бедный мой сын, бедный Василеос. Пока тебя не было сегодня, приходила Мария, плакала. Хочет увидеть мужа. Он где-то там. – Старик скрюченным пальцем указал на горы. – А я здесь. И у меня нет сил бросить село и нет сил, чтобы его защитить. Готовь Василики к тому, что вам придется покинуть Самсун.
– Ей через месяц рожать, отец. Куда мы пойдем?
– Не знаю. Здесь оставаться очень опасно. Жандармы наверняка знают, что Василеос укрывается в горах. Откупные вряд ли помогут. Вас просто могут убить. Ты ведь знаешь, что они сделали в Измире. А я не могу.
– Почему, отец?
– Я староста. Если я убегу с вами, то люди проклянут или предадут весь род забвению. Я думаю, у вас с Василики есть неделя-две, не больше. Если не успеете до больших холодов, то не успеете никогда.
– Мы не можем бежать в горы. Ты же сам видишь, какие ветры гуляют. – Панделис покачал курчавой головой.
Старик вновь подошел к жаровне и сел, протянув стынущие руки к огню.
– Уходить нужно в Трапезунд. Там сильный владыка. У него хорошие связи с русским царем и Московским митрополитом. Скорее всего, русские войска окажутся именно там. И вы будете под защитой.
– Мне страшно оставлять тебя! – Панделис подошел к отцу и ткнулся головой в его сухое плечо.
– Ну-ну, – Зенон потрепал сына по макушке, – я свое прожил. Теперь ваш черед.
– Отец, почему Василеос не взял с собой Марию? – Панделис опустился на пол и посмотрел снизу вверх.
С этого ракурса лицо старика выглядело еще более трагичным: проваленные, изрезанные морщинами щеки, а над ними точно две соколиные скалы – заостренные скулы, сухая, редкая борода чуть ли не сразу переходила в длинные седые брови.
– В их отношениях что-то надломилось, – глухо ответил Зенон, – Мария любит Василеоса, а его любовь к ней с примесью глубокой вины. И это не от глупого поступка. Там чего-то больше. Он вроде нуждается в Марии, но, как только появляется малейший предлог, старается скрыться с ее глаз долой. Семейная жизнь – это в первую очередь радость. Женщина – это легкий пух, подчиняющийся ветру-мужчине. Вот он, наработавшись где-то, возвращается в дом и поднимает ее на руках. Пух радостно кружится, взлетая до самого потолка, а потом оседает на супружеское ложе. Но бывает так, что ветер ищет пух, а натыкается на тяжелую жаровню. И вроде есть огонь, который обогреет, но легкости нет. И тогда ложе становится душным испытанием для обоих. Но не нам о том судить.
– Но бывает и пух, который не греет! – неожиданно обронил Панделис.
Зенон вздрогнул и, удивленно посмотрев на сына, непроизвольно перевел взгляд на дверь в спальню, за которой минуту назад укрылась Василики.
– Бывает, – вздохнул он, – легкость тоже не всегда радость. Бывает так легко, что в горле ком и во рту нестерпимо горчит. А сердце стонет от боли. И тогда гонишь от себя рукой этот легкий пух, точно придорожную пыль. Вся жизнь – дорога, с канавами, с рытвинами, с подъемами и спусками. Но есть еще обочины с их привязчивой пылью. Вот поэтому я не сторонник идеи по поводу двух половинок. Человек, на мой взгляд, прежде чем вступить